Одинокий беглец
Меня обогнали несколько грузовиков, главным образом итальянских, водители которых радостно махали мне рукой. Прошла мимо и машина германского люфтваффе, но сидевшие в ней люди были серьезны — шла война, и у них не было времени на то, чтобы махнуть рукой мотоциклисту или прокричать ему приветствие. Война — дело серьезное, и они демонстрировали это всем своим видом.
Я знал, что днем мне не удастся уехать далеко. Я был уверен, что штаб уже сообщил всем постам о нашем побеге. Военные полицейские — люди расторопные, и меня конечно же уже ищут. Обдумывая ситуацию, я пришел к мысли, что хорошо было бы выяснить, какая информация была передана по радио.
Ближайшим подразделением германской армии была 29-я ремонтная рота, мастерские которой располагались в двух милях от дороги на Эль-Газалу, на берегу узкого залива. Там имелась радиостанция, и если информация о нашем побеге уже распространилась, то там должны были это знать.
Я уехал из расположения этой роты только четыре дня назад, после того как моя бронемашина была отремонтирована. Здесь служили несколько парней, которые относились ко мне по-дружески — так, по крайней мере, мне казалось.
Я свернул и поехал по наезженной дороге по направлению к ремонтным мастерским.
Вскоре я увидел множество самых разных машин, разбросанных по широкому полю на приличном расстоянии друг от друга на случай бомбежек, которые бывали здесь часто. Палатки тоже стояли поодаль друг от друга, а в стороне от лагеря сверкали на солнце воды средиземноморского залива Эль-Бумба.
Насколько мне было известно, днем часовых в лагере не было, но ночью на случай нападения диверсантов его охраняла многочисленная охрана. Эти механические мастерские имели огромное значение для нашей армии — без них мы давно уже увязли бы в песках.
Воздух был полон непривычных звуков, совсем не похожих на те, что слышны на передовой. Они напоминали звуки завода, работающего где-нибудь в немецком городе. Вокруг сновали люди в замасленных спецовках, стучали молоты, ревели моторы, а искры сварки сияли ярче, чем лучи полуденного солнца. Мастерская была похожа на гудящий улей. Если бы вокруг лагеря не стояли зенитки различных типов, можно было бы подумать, что ты попал на завод Круппа.
Надвинув на глаза очки и завязав поверх рта и носа лоскут материи, чтобы в них не попадал песок, я не сомневался, что меня узнают не сразу. Я медленно ехал среди машин. Никто не обращал на меня никакого внимания. Все давно привыкли к виду уставших и запыленных солдат, приезжающих из пустыни. Увидев нового посетителя, механики только чертыхались про себя, поскольку к ним являлись только затем, чтобы попросить отремонтировать какую-нибудь разбитую машину. А у них и без того работы по горло. Они пашут здесь без отдыха, без остановки — черт бы побрал этого пришельца!
Я подъехал к одноместной палатке и слез с мотоцикла. Ощущая у себя под рукой автомат, я подошел к палатке и откинул входной клапан.
— Эй, ты! — раздался голос позади меня.
Я оглянулся — около меня стоял парень с огромной шиной у ног.
— Вилли сейчас вернется. Он пошел за пайком, — сказал он.
— Спасибо, я подожду, — ответил я и проскользнул в палатку, не желая продолжать разговор.
В щель входного клапана я увидел, как он катит перед собой огромную шину и ругается на чем свет стоит.
На ящике стояла чашка с холодным чаем. Я схватил ее и залпом выпил чай. На полу лежала пара аккуратных узлов с вещами, одеяла были скатаны и уложены здесь же. С низкого потолка свешивалась крошечная электрическая лампочка, от которой шел провод к автомобильному аккумулятору в углу. Я увидел также банки с тушенкой, которую мы называли «консервированным ужасом» и «стариком».
Палатка ничем не отличалась от других подобных ей жилищ на передовой, за исключением электрической лампочки и плакатов с изображениями женщин, приклеенных к холщовым стенам с помощью каши.
Я уселся на канистру и, проклиная жару, снял очки и лоскут. Скоро наступит полдень.
Вилли был моим приятелем. Пока ремонтировали мою бронемашину, я жил с ним в этой палатке. Но я не был полностью уверен в нем. Если он знает о моем побеге, то неизвестно, что он сделает, увидев меня.
Снаружи под чьими-то ногами захрустел песок, потом палатку заполнил слепящий свет солнца — это Вилли откинул клапан. Он вошел внутрь. Я встал на ноги и взглянул ему в лицо. Его взгляд быстро пробежал по моему телу и уперся в автомат под моей рукой.
— Ты! — воскликнул он.
Изумление на его лице подсказало мне, что он уже все знает. Значит, радиостанция штаба заработала.
Ни на секунду не отрывая взгляда от меня, Вилли плотно закрыл входной клапан, и теперь только небольшая щель, прикрытая марлей, пропускала свет.
— Значит, ты все знаешь? — бросил я ему.
Он кивнул. В его глазах не было ни радости, ни сочувствия — но и враждебности тоже.
Он положил свой паек на стол.
— Да, я знаю. Вся рота тоже в курсе. Да и вообще весь Африканский корпус уже извещен о вашем побеге! — взорвался он.
— Я так и думал, — произнес я задумчиво. — А когда ты узнал об этом?
— Все роты и посты военной полиции были извещены два часа назад, — ответил он, а потом возбужденно добавил: — Послушай, Гюнтер, уезжай отсюда.
Если тебя здесь обнаружат, то подумают, что я тебе помогаю.
Мне передалось его нервное возбуждение, а я знал, что охваченные страхом трусы бывают порой опаснее самых отъявленных смельчаков. Это был как раз тот самый случай.
— Не ори. Тебя никто не пытает — пока еще. Я просто хотел задать тебе несколько вопросов, вот и все, — резко бросил я. — Никто не знает, что я здесь, да и никто не узнает.
— Что ты от меня хочешь и где твой товарищ? — заикаясь, спросил Вилли.
Я не ответил на этот вопрос.
— Скажи мне, что сообщали о нас по радио? — спросил я и встал у стенки, где царил полумрак и откуда я мог наблюдать за входом в палатку.
— Что ты и еще один тип сбежали. — Он подавился словами и замолк.
— Еще что? — спросил я.
Он посмотрел на меня испепеляющим взглядом:
— Вы взорвали радиостанцию, устроили стрельбу в лагере, оглушили унтер-офицера казначея и угнали два мотоцикла. — Теперь он говорил очень быстро. — Полиция разыскивает двух человек на мотоциклах с коляской.
— Это все? — спросил я.
— Нет. Сегодня утром они допросили итальянского маршалло, который рассказал, что вы заставили его выдать вам продукты, затем увезли в пустыню и пытались убить, но ему удалось спастись. — Лицо Вилли было мокрым от пота, и он ужасно нервничал.
— Брехня! — бросил я. — Мы отпустили его в восьми километрах от Эль-Адама, сказав, что едем в Бир-Хакейм. Но после того, что он наплел полиции, я жалею, что не отстрелил этому шустрому «макароннику» уши. Дай таким палец, так они всю руку оттяпают.
На лице Вилли появилась кривая улыбка.
— По радио сообщили, что вы надули итальянца, сказав ему, что едете в Бир-Хакейм, поскольку этот форт брошен и там никого нет, — сообщил Вилли. — Сегодня утром туда уже летал Fi-156 «Шторьх» («аист». — Ред.).
— Неужели? — воскликнул я. Если уж военная полиция взялась искать нас с помощью самолета, это означает, что она не пожалеет усилий, чтобы поймать нас! Но они не знают, что Йозеф убит.
— А где твой товарищ? — напряженно спросил Вилли.
Я бросил на него небрежный взгляд.
— Он остался на холме и теперь наблюдает за этой палаткой в прицел пулемета, — небрежно проговорил я.
Глаза Вилли расширились.
— Зачем? — спросил он в замешательстве.
— На тот случай, если кто-нибудь решит пострелять мне вслед, например ты. — Я улыбнулся, довольный той ловкостью, с которой я решил его проверить, и посмотрел ему в лицо, ожидая, как он на это отреагирует.
— Но ведь у меня даже пистолета нет, — заикаясь, пробормотал Вилли. — И кроме того, кто захочет связываться с человеком, награжденным Железным крестом 1-го класса? Я лично не захочу. — Он имел в виду крест, который был приколот к моей гимнастерке, и я посчитал это самым лучшим комплиментом, который мне приходилось слышать.
— А итальянцев они предупредили, об этом не говорилось? — спросил я.
Мне очень важно было выяснить это, поскольку через несколько миль дальше на запад немецких войск почти не было. Эти районы Киренаики находились за пределами передовой, и взятый нами в начале апреля данный уголок Ливии был предоставлен в распоряжение наших союзников.
Вилли покачал головой:
— Об этом говорилось очень мало. — Он еле цедил слова. — Они сообщили, что вы, возможно, будете обращаться к итальянцам за продуктами и топливом, поскольку ты хорошо говоришь по-итальянски. Они думают, что вы будете избегать официальных складов, — пояснил он и вытер мокрые от пота руки об штаны.
Это известие оглушило меня. А я-то надеялся, что смогу запастись топливом и продуктами у итальянцев.
— Ну хорошо. Мне надо идти, — сказал я, направив на Вилли дуло своего автомата. — Садись, Вилли. Я свяжу тебе руки и ноги, чтобы ты попозже поднял тревогу.
— Я не буду поднимать тревогу, правда, не буду! — В его глазах я прочитал мольбу, смешанную с ужасом. Да, он был солдатом, но настоящих боев никогда не нюхал. Он чинил машины и никогда ни в кого не стрелял. Его ужас был неподдельным, когда он увидел направленное на него дуло автомата.
— Ну хорошо, я не буду тебя связывать, но смотри не выходи из палатки, а то мой товарищ не такой мягкотелый, как я, и не замедлит пристрелить тебя, если до того, как я вернусь, здесь начнется беготня. Запомни, его пулемет направлен как раз на твою палатку, — пригрозил я. — До него всего триста метров. С этого расстояния он не промахнется, так что не надейся перехитрить меня, — еще раз предупредил я Вилли, надевая очки и повязывая лоскут себе на лицо.
— Я буду сидеть здесь, — промямлил он. — И никому не скажу, что видел тебя! — в отчаянии попытался он успокоить меня.
— Да уж, лучше никому ничего не говори, Вилли. А то сам пойдешь под трибунал — за то, что не остановил меня и не поднял тревогу!
Он кивнул, соглашаясь.
Я откинул клапан. Снаружи никого не было.
— Сиди тихо, Вилли. Если ты выйдешь из палатки до того, как я вернусь к своему товарищу, тебя разнесет на куски! — сказал я и, уходя, изобразил на лице улыбку.
Через минуту я проехал мимо последних палаток лагеря, ожидая в любую минуту услышать сигнал тревоги, но все было тихо. Вилли, несомненно, поверил в пулемет на холме.
А я подумал, что Йозеф со своим пулеметом охраняет меня даже из могилы…
Из книги Г. Банемана «Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе».
