Если бы кто-то заглянул той октябрьской ночью в петроградское окно на первом этаже, умилился бы: интеллигенты, пьют чай и, кажется, спорят о философии Бердяева. Но заглянуть в окно нельзя, хозяйка задрапировала его одеялом. Конспирация!
А мы все-таки заглянем. Потому что в той уютной квартире, под самовар, было принято решение, которое через пару недель обожжет кипятком всю страну, весь мир.
10 октября 1917. Вечер. В квартиру на набережной Карповки спорщики пробирались осторожно, по одному. Они выходили из Смольного, и, подняв воротники, двигались к Петроградской стороне. На заседании Центрального комитета РСДРП(б) настаивал Ленин. Он тайком прибыл в город, в компании Зиновьева, с которым последнее время не разлучался, с ним, милым, жил и в шалаше.
Квартира просторная, но хозяином был меньшевик, Николай Суханов. «О, новые шутки веселой музы истории! – позже напишет Суханов в мемуарах. – Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире… Но всё это было без моего ведома». Да, гостей принимала Галина Флаксерман, верная большевичка, жена Суханова. Мужа в тот вечер она попросила домой не возвращаться, муж оказался покладистым.
О Николае Суханове – пару слов отдельно. В 1900 году Толстой написал пьесу «Живой труп». Вдохновило его громкое дело супругов Гиммеров: желая дать жене свободу, муж изобразил самоубийство. Тогда бы жена смогла вступить в новый брак. Но инсценировка открылась, супругов судили. Настоящая фамилия меньшевика Суханова – Гиммер. Он – сын тех несчастных супругов. Гимназист Коля прочитал в газетах о новой пьесе Толстого, явился к писателю и упросил не публиковать ее. Что Толстой и сделал: «Живой труп» был поставлен Станиславским уже после его смерти. А благодарный Коля даже стал ненадолго толстовцем. И теперь именно в квартире бывшего толстовца встречаются те, кто разнесет к черту страну, заставит сбежать за границу сотни тысяч, в том числе и детей Толстого, скормит миллионы лагерным вшам. Совсем не веселая шутка музы истории, очень злая шутка.
Перечислю собравшихся, как они названы в сухом протоколе. Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников, Ломов. О, еще одна шутка: двенадцать человек. Двенадцать, почти поэма.
В столовой уютно: оттоманка с подушками, плетеное кресло-качалка, этажерка с книгами, портреты Некрасова и Салтыкова-Щедрина. И самое главное – большой абажур над столом. Под ним и расселись двенадцать большевиков.
На повестке дня, точней ночи, несколько вопросов, но главный – о текущем моменте. С ним выступает Ленин. Он сбрил бородку и усы, натянул парик. Коллонтай его даже не сразу узнала: какой-то «старичок». Ленин страшно доволен своим перевоплощением. Великий артист. «Старичок» требует восстания и немедленно. Не ждать никакого Учредительного собрания, оружие есть, поднять массы, вперед!
Ленин говорит долго, очень долго. И в этот момент раздается громкий стук в дверь. Бум-бум-бум-бум! Все замерли. Свердлов, который был председателем собрания, поворачивается к хозяйке: «Галина Константиновна, что это?» Она сама в ужасе. Позже расскажет, что была мысль прямо тут застрелиться. Если о заседании узнали враги, если сейчас ворвутся, если Ленина схватят?
В квартире есть черный ход. Еще и поэтому её выбрали для сходки: можно быстро сбежать.
Представим, что так и случилось. Бум-бум-бум-бум! Двенадцать заговорщиков разбегаются. Ленин в испуге драпает из Петрограда. И нет никакой революции. Этот уверенный стук холодной ночью 10 октября мог изменить ход истории. Бум-бум-бум-бум! Галина Флаксерман подходит к двери: «Кто там?»
Нет, ничего не изменится. Пришел ее брат Юрий, тоже верный большевик. Явился из Павловска, сообщить, что их офицерская школа перешла на сторону большевиков. Все смеются. Троцкий приветствует новость торжествующим жестом. Ленин удовлетворенно кивает. Сталин молчит. Коба, «чудесный грузин», вообще помалкивает весь вечер. В протоколе и мемуарах не зафиксировано ни одной реплики. Не зря тот же Суханов потом в послереволюционных записках назовет его «серым пятном».
Заседание продолжается. А внезапному Юрию Флаксерману нашлось важное дело: он топит самовар для компании. Все уже чертовски голодны, но тут новая проблема: Зиновьев и Каменев высказываются против восстания. Тоже долго и многословно. Их аргументы нам неинтересны, потому что после голосования ясно: десять человек «за» и лишь эти двое – против.
Решено. Безвозвратно.
Коллонтай потом напишет, что тут же все испытали облегчение и с радостью набросились на еду. Юрий Флаксерман стал разливать чай: «Осторожней, Феликс Эдмундович, не обожгитесь!». Давайте изучим меню той эпохальной ночи, это весьма интересно. Хозяйка, Галина Флаксерман, сама все покупала и запомнила его навсегда. «Купила: сыр, масло, колбасу, ветчину, буженину, копчушки (небольшие рыбки), красную соленую рыбу, красную икру, хлеб, печенье и кэкс. Если бы не кончились все мои наличные деньги, – вероятно, еще бы покупала». Икра и кэкс! Нэплохо питались той ночью большевики, нэплохо.
Чаепитие было веселым. Стали беззлобно шутить в адрес Зиновьева и Каменева, те смущенно отмахивались. И теперь это уже просто славная вечеринка. Друзей, коллег, обаятельных интеллигентов. Им бы еще гитару и хором затянуть романс «Не слышно шуму городского». Милые, милые, милые. Оставайтесь за столом, кушайте кэкс, шутите. Не выходите из комнаты.
Но через пятнадцать дней случится то, что чудесные интеллигенты запланировали под абажуром. А мы заглянем еще дальше. Эти милые люди не знают: сейчас, за этим столом они подписали свой смертный приговор. Они уже живые трупы.
Урицкий, как глава петроградского ЧК, будет убит в августе 1918 года, в тот же день, когда случится покушение на Ленина. После чего большевики развернут страшный «красный террор». Свердлову и Дзержинскому посчастливится умереть своей смертью.
Но Коба уже дожевал свой кэкс. Ему пора высказаться, он же молчал весь вечер. Зиновьев, Каменев, Бубнов, Ломов, Сокольников будут уничтожены в конце 30-х. Троцкий протянет чуть дольше в Мексике, но сталинский ледоруб поставит точку и в его биографии. Хорошо посидели в ту ночь. Крутой заварили чай.
А что же меньшевик Суханов? Он же вообще не при делах, он даже не знал, кто собирается в его квартире. Арестован в 1937, расстрелян через три года. Все-таки нельзя пускать к себе кого попало. И если жена просит дома не ночевать – точно добра не жди.
Странным образом выживут лишь две женщины – Александа Коллонтай и Галина Флаксерман. Почему Коба не тронет их – загадка. Но Юрию Флаксерману, который топил самовар, повезет меньше. Его арестуют в 1937 году, он энергетик, поэтому ясно: вредитель. Отправят на Колыму. В кратких мемуарах Флаксерман опишет работу следователей: накормить голодного арестанта соленой кетой, а потом графин с водой убрать на другой стол. «Встать! Стоять!» И стоять так часами, умирая от жажды, и смотреть на графин. А следак развалился напротив, а следак усмехается: «Что, гнида, пить хочешь?» А потом избиения – до крови и потери сознания. Вспоминал ли Юрий в бесконечные часы пыток тот октябрьский чай, который с добрыми шутками подавал Сталину? Флаксермана выпустят лишь в 1955 году, после смерти Кобы
…Но пока ни один из них ничего этого не знает. Никто их не видит, окно задрапировано. Они сидят под абажуром, смеются и жуют кэкс. А в кресло-качалку присел Коба. Покачивается и молчит.
