В разное время Россию посещали немецкий географ и путешественник Адам Олеарий и французский аристократ маркиз Астольф де Кюстин. Представляем отрывки их наблюдений и впечатлений.
Адам Олеарий, 1634 год
Дешевизна.
Во всей России <…> провиант очень дешев. Ведь 2 копейки за курицу — это в нашей монете 2 шиллинга или 1 грош мейсенской монеты; 9 яиц получали мы за 1 копейку.
Танцы.
Русские в танцах не ведут друг друга за руку, как это принято у немцев, но каждый танцует за себя и отдельно. А состоят их танцы больше в движении руками, ногами, плечами и бедрами. У них, особенно у женщин, в руках пестро вышитые носовые платки, которыми они размахивают при танцах, оставаясь, однако, почти все время на одном месте.
Новый год.
1 сентября русские торжественно справляли свой Новый год. Они ведь считают свои годы от сотворения мира и уверены, подобно некоторым старинным еврейским и греческим писателям, с которыми и иные наши ученые согласны, что мир начался осенью.
Пожары.
Жилые строения в городе <…> построены из дерева или из скрещенных и насаженных друг на друга сосновых и еловых балок. Крыши крыты тесом, поверх которого кладут бересту, а иногда — дерн. Поэтому-то часто и происходят сильные пожары… <…> Незадолго до нашего прибытия погорела третья часть города… (Речь о Москве, тогда — Московии. — Прим. ред.) Водою здесь никогда не тушат, а зато немедленно ломают ближайшие к пожару дома, чтобы огонь потерял свою силу и погас.
Вшивый рынок.
Если идти от Посольского двора к Кремлю, есть особое место, где русские, сидя, при хорошей погоде, под открытым небом, бреются и стригутся. Этот рынок, у них называющийся Вшивым рынком, так устлан волосами, что по ним ходишь, как по мягкой обивке.
Холода.
У них не редкость, что отмерзают носы, уши, руки и ноги. В наше время, когда мы в 1634 году впервые были там, была столь холодная зима, что перед Кремлем почва из-за холода потрескалась на 20 сажен в длину и на четверть локтя в ширину.
Сани.
Можно для езды пользоваться широкими русскими санями из луба или липовой коры. Некоторые из нас устраивали в санях войлочную подстилку, на которой ложились в длинных овчинных шубах <…> а сверху покрывали сани войлочным или суконным одеялом: при такой обстановке мы находились в тепле и даже потели и спали, в то время как нас везли крестьяне.
Мужчины.
Они очень почитают длинные бороды и толстые животы, и те, у кого эти качества имеются, пользуются у них большим почетом.
Женщины.
В общем красиво сложены, нежны лицом и телом, но в городах они все румянятся и белятся, притом так грубо и заметно, что кажется, будто кто-нибудь пригоршнею муки провел по лицу их и кистью выкрасил щеки в красную краску.
Сон.
Спят они на лавках, а зимою <…> на печи, которая устроена как у пекарей и сверху плоска. Тут лежат рядом мужчины, женщины, дети, слуги и служанки. Под печами и лавками мы у некоторых встречали кур и свиней.
Рыбный рынок.
В Москве преобладает грубая соленая рыба, которая иногда, из-за экономии в соли, сильно пахнет… <…> Их рыбный рынок можно узнать по запаху раньше, чем его увидишь или вступишь в него.
Икра.
Она приготовляется из икры больших рыб, особенно из осетровой или от белорыбицы. Они отбивают икру от прилегающей к ней кожицы, солят ее и после того, как она постояла в таком виде 6 или 8 дней, мешают ее с перцем и мелко нарезанными луковицами… <…> Это неплохое кушанье; если вместо уксусу полить его лимонным соком, то оно дает — как говорят — хороший аппетит и имеет силу, возбуждающую естество.
Разоблачение Лжедмитрия.
Русские люди <…> привыкли отдыхать и спать после еды в полдень. Поэтому большинство лучших лавок в полдень закрыты, а сами лавочники и мальчики их лежат и спят перед лавками. <…> На этом основании русские и заметили, что Лжедмитрий <…> не русский по рождению и не сын великого князя, так как он не спал в полдень.
Лекарство.
В России вообще народ здоровый и долговечный. Недомогает он редко, и если приходится кому слечь в постель, то среди простого народа лучшими лекарствами, даже в случае лихорадки с жаром, являются водка и чеснок.
О браке.
Каждому разрешается иметь только одну жену. Если жена у него помрет, он имеет право жениться вторично и даже в третий раз, но в четвертый раз уже ему не дают разрешения. Молодым людям и девицам не разрешается самостоятельно знакомиться… <…> Жених видит невесту не раньше, как получив ее к себе в брачный покой. Поэтому иного обманывают и вместо красивой невесты дают ему безобразную и больную.
Астольф де Кюстин, 1893 год
Вид на Петербург.
Подплыв поближе, вы начинаете различать колокольни православных храмов, позолоченные купола монастырей <…> фронтон Биржи, белые колоннады школ, музеев, казарм и дворцов <…> уже в самом городе вы проплываете мимо сфинксов, высеченных также из гранита; размеры их колоссальны, облик величествен. Как произведения искусства эти копии античных творений не стоят ровно ничего, но мысль выстроить город, состоящий из одних дворцов, великолепна!
Население.
Если верить на слово русским — большим патриотам, то населения в Петербурге четыреста пятьдесят тысяч душ, не считая гарнизона; но люди знающие <…> заверяют меня, что оно не достигает и четырехсот тысяч вместе с гарнизоном.
Расстояния — бич России.
Справедливость этого замечания можно проверить прямо на петербургских улицах: по ним разъезжают в карете, запряженной четверкой лошадей, с кучером и форейтором, и отнюдь не из любви к роскоши. Нанести визит здесь означает совершить целое путешествие.
Оттепель.
Ни один чужеземец не в силах представить себе сумятицу, которая царит на улицах Петербурга во время таяния снегов. Нева, вскрывшись, две недели несет громадные льдины; все это время мосты разведены, всякое сообщение между двумя основными частями города на несколько дней прерывается… <…> Улицы в этот период напоминают русла бурных потоков, и всякий год наводнение, схлынув, оставляет на них баррикады. <…> С тех пор как мне описали петербургскую оттепель, я перестал бранить мостовые <…> ведь их приходится восстанавливать каждый год.
Кучера.
Русские кучера держатся на сиденьях очень прямо; лошадей они всегда пускают во весь опор… <…> Если пешеходы не спешат посторониться, форейтор <…> испускает короткий визг вроде пронзительных воплей сурка, поднятого в норе; заслышав этот угрожающий звук, что означает: «Посторонитесь!», все расступаются, и вот уже карета, словно по волшебству, летит вдаль, не замедлив ходу.
Шпили.
Вообразите себе целые рои, тучи дрожек, что катятся <…> среди весьма приземистых домов, над которыми, однако, высятся шпили множества церквей и нескольких знаменитых исторических зданий… <…>. Позолоченные или крашеные иглы ломают уныло-ровные линии городских крыш… <…> Невозможно понять, ни каким образом держатся они в воздухе, ни как их там установили.
Петергоф.
Представьте себе этот парк, весь залитый огнями. <…> Самое поразительное, что видно из дворца, это все же большой канал, похожий на застылую лаву в охваченном заревом лесу. На противоположном конце канала установлена громадная пирамида цветных огней <…> которую венчает шифр императрицы, сияющий ослепительно-белым светом и окруженный понизу красными, зелеными и синими лампами… <…> Все это сделано с таким размахом, что вы перестаете верить собственным глазам.
