На суд читателей забавная история о такой «противоречивой» Америке, рассказанная нашим подписчиком. 🙂
Мой хороший товарищ, давно живущий в самой сердцевине «светоча демократии», в штате Огайо, всегда сокрушается, приезжая в Россию. Здесь всё совсем не так демократично, здесь даже менты взятки берут! Когда он услыхал об «оборотнях в погонах», арестованных в Москве, то лишь рукою махнул, мол, видишь, какая херня творится в путинской России!
Я рассказал ему в ответ о 44 офицерах полиции Кливленда (из практически родного ему Огайо), которые «крышевали» торговлю наркотиками и огнестрельным оружием на просторах огайщины. Этих оборотней в 1997 г. повязало ФБР США, к делу пришлось привлекать контрразведку неслучайно — управление собственной безопасности полиции тоже участвовало в «крышевании» и не желало проводить расследование. Товарищ мой удивился, он никогда не думал о своей новой родине так плохо. Но сдаться не пожелал…
«А как же дело Платона Лебедева? А как же Ходорковский? Это ж политический заказ!» — возопил мой товарищ, подливая себе пива.
Я тоже налил себе пива и в ответ напомнил ему о деле Розенбергов, осуждённых фактически на основании агентурных сообщений, без предъявления сколь-нибудь серьёзных улик. Дело Лебедева-Ходорковского доказано не в пример убедительнее. Напомнил про бедолагу Пелтиера, борца за права индейцев, сидящего по явно абсурдному обвинению. Ведь ясно даже последнему идиоту из Огайо, что сей герой индейского сопротивления ввиду плохого зрения не мог застрелить агентов ФБР с большого расстояния, это сделал кто-то из его подельников, но… Но подельники по суду оправданы, а Пелтиер сидит!
Товарищ вспомнил про ГУЛАГ. Лучше бы он этого не делал! Я не поленился извлечь и предъявить ему справочник «Девиантность и социальный контроль в России», из которого он узнал, что в процентном отношении в самый пик сталинизма в ГУЛАГе в процентном отношении сидело народа в 2 раза меньше, чем, например, в штате Луизиана в 2005 г.
Товарищ мой задумался, но не растерялся. Он вообще находчивый парень! «Ты путаешь уголовную преступность и политические преследования», — завопил он в ночи (разговор-то был ночной!). — Правоприменение в России страшно своей политической направленностью». Я предложил товарищу по приезду в США явиться в родной офис и прямо с порога назвать «гея» — «ху…сосом», а «чернокожего» — «негром», а после того, как он полетит со своей престижной работы впереди собственного писка, задуматься над тем, каким мотивом диктовалось его увольнение — политическим или уголовным? Для усиления тонизирующего эффекта рекомендовал, поднявшись на борт авиалайнера, воскричать «Аллах акбар!» и не удивляться тому, что после этого ни в одну крупную компанию он не сможет устроиться на работу…
Признаюсь, по мере развития ночной дискуссии, товарищ мой делался всё более задумчивым. Но поскольку замшелых стереотипов в его голове имелось множество, он бился, как крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» в одном лице. Не спуская флага, то бишь.
«Карательная медицина… — вспомнил он очередной жупел.- Галоперидол в ж…е Амальрика и генерала Григорьева терзает мою душу!»
Товарищ мой думал, что сделал сильный ход. Но это был цуцванг.
Мне пришлось извлечь на свет Божий учебник по судебной медицине.
