Чтобы прочувствовать всю красоту и полноту их кочевой жизни, недостаточно быть сторонним наблюдателем. Надо хотя бы раз попасть на стойбище, быть приглашенным на чашку душистого чая, увидеть сквозь синие туманы от дымокуров оленей в ивняковом загоне, веревку между деревьями, на которой серебряными серьгами переливается распластанная рыба, кострище с черным чайником, объехавшим полтундры…
Многие путешественники и писатели, которые знакомились с бытом эвенков, отмечали в своих воспоминаниях удивительное сочетание в их характере гостеприимства, даже услужливости, с обостренным чувством собственного достоинства.
Эвенкийский язык — точный и в то же время поэтичный. Эвенк может сказать о наступлении дня обыкновенно: «Рассвело». Но может и так: «Утренняя звезда умерла». Причем второе выражение эвенк любит употреблять чаще. О дожде можно сказать просто: «Пошел дождь». Но старый человек выразит свою мысль образно: «Небо льет слезы».
Эвенки чрезвычайно приспособлены к жизни в суровых и холодных краях. Николай Щукин в книге «Житье сибирское в давних преданиях и нынешних впечатлениях» описывает увиденный чиновником «дикий» случай: тунгуска (эвенкийка) родила без всякой помощи при 35 градусах мороза и лежала от слабости на льду реки. Она успела обмыть дитя снегом, перевязать пупок, завернуть в шкурку и положить ребенка в люльку, но затем ослабела, не смогла сесть на оленя. От какой-либо помощи она отказалась. Каково же было удивление чиновника, когда вскоре тунгуска догнала их на месте ночлега, сама устроила себе жилище, расседлала оленей и начала готовить пищу! На новые вопросы, не нуждается ли она в чем, аборигенка ответила:
Нет, но если имеете вина, так дайте мне рюмочку.
Идущие попрек хребтов
Эвенки — народ очень древний, его история насчитывает как минимум шесть тысячелетий. Еще в летописях первой китайской императорской династии Юй есть упоминания о тунгусах (старое название эвенков). Своими «родственниками» считают тунгусов японцы: у этих народов не только общие языковые корни, но и похожие предметы древнего быта встречаются. В этнографическом музее Токио даже выставлены поту (тунгусская сумка) и урагу (нож или копье). Много общего у тунгусов и с североамериканскими индейцами — в культуре и бытовых мелочах. У ряда историков есть предположение, что еще в каменном веке предки эвенков перекочевали в Америку и там осели и что это вообще может быть одна раса.
«Эвенки» в переводе на русский — «идущие поперек хребтов». Географические условия долины Амура были непригодны для оленеводства, поэтому люди могли кочевать только в горной части Приамурья. Подъедая мох, олени переходили дальше по отрогам Хингана, Яблоневого и Станового хребтов на новые пастбища, а за ними должны были идти и их хозяева. Расположение горных цепей определило направление расселения оленных кочевий тунгусов — орочен. Кроме оленных, существуют и другие группы эвенков: бирары, манегры, солоны, хамниганы.
Разрозненно, небольшими кочевьями расселились они от Енисея до Камчатки и от Ледовитого океана до границы с Китаем: ни один народ в мире не освоил таких огромных территорий! Они постоянно кочевали, поэтому про них говорили:
Эвенки везде и нигде.
Первое упоминание о них как о народности в русских летописях мы встречаем в 1581–1583 годах в описании Сибирского царства.
Исследователи и путешественники тех лет высоко отзывались о тунгусах, выделяя их из прочих кочевых народов. Харитон Лаптев, обследовавший берега Ледовитого океана между реками Обь и Оленёк, писал:
Множеством и человечеством, и смыслом тунгусы всех кочующих в юртах проживающих превосходят.
Ссыльный декабрист и друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер называл тунгусов «аристократами Сибири», а первый енисейский губернатор Александр Петрович Степанов отмечал, что «их костюмы напоминают камзолы испанских грандов…».
Но в то же время русские землепроходцы отмечали и печальную отсталость их быта:
Копейца и рогатины у них каменные и костяные, нет у них железной посуды, и чай варят в деревянных чанах раскаленными камнями, а мясо только на угольях пекут … Иголок железных нет, и одежду шьют и обувь костяными иглами и оленьими жилками…
Жили тунгусы родами, у каждого из которых были военные дружины. Управляли родами и землицами князцы. В русских документах зафиксированы имена некоторых тунгусских правителей того времени: Гантимур, Баодай, Вэньду.
Князья Гантимуры
На протяжении нескольких веков среди эвенков самыми знатными и влиятельными считались князья Гантимуры. Они управляли конными тунгусами Забайкалья со второй половины XVII века. В подчинении тайши (или князца) Гантимура находилось пятнадцать родов, которые кочевали по рекам Ингода, Шилка и Аргунь.
По отзывам современников, старший Гантимур (отец) был личностью незаурядной, если не выдающейся. Николай Гаврилович Спафарий (дипломат и ученый, известный своим посольством в Китай) писал царю Алексею Михайловичу, что Гантимур — муж храбрый и могучий, будто исполин, имеет девять жен и больше тридцати детей, которые все, за исключением дочерей, вооружены. Весь же его род (мужчины) состоял из трехсот с лишним человек, одетых в панцири и экипированных копьями.
О воинской доблести и физической силе Гантимура свидетель- ствует его лук, хранящийся в Амурском областном музее (в городе Благовещенске), куда его передал в 1938 году потомок князя амурский казак Алексей Катанаев. Это чрезвычайно мощное и совершенное оружие для своего времени, процесс изготовления которого занял около трех лет.
В начале восьмидесятых годов XVII века князь Гантимур со своим сыном Катаном пожелали перейти в русское подданство и принять православную веру. Некоторые соплеменники посчитали его поступок предательством. Но великого тунгуса это не смутило. В течение ста лет династия Гантимуров всячески помогала России удержать в своих владениях Нерчинскую область, охраняя и защищая построенные русскими в разных местах острожки (небольшие укрепления) от набегов и нападения монголов.
Царское правительство сохраняло принцип наименьшего вмешательства во внутренние дела тунгусских князцев. Самодержец предпочитал иметь их в качестве союзников. Он знал, что тунгусский властитель, если потребуется, может привести в течение суток три тысячи конных воинов, хорошо вооруженных, с добрыми конями и исправными луками.
Привлечь их на сторону России было выгодно — русских людей здесь было слишком мало, и караульную службу в десяти пунктах на китайской границе стали нести преданные своему князю тунгусы. В 1760 году был учрежден Тунгусский пятисотенный конный полк. Казаки, служившие в нем, освобождались от платежа ясака и получали шесть рублей жалованья в год. Их вооружение состояло из сабли, лука и пятидесяти стрел, одежда была национальная «по обычаю и состоянию каждого». Тунгусские казачьи полки как особые воинские единицы просуществовали до пятидесятых годов XIX века, а затем были включены в состав Забайкальского казачьего войска.
За верную службу и преданность России князцам Гантимурам было пожаловано дворянское княжеское звание и подарены вотчинные земли. В XIX веке потомки князей отвезли на хранение свои буддийские божества, священные книги, национальную одежду и другие вещи в Гунэйский дацан. Значит, они берегли их многие годы. Сердце Гантимура всегда помнило свою природу. А правоту его поступка доказало время: отчасти и благодаря Гантимурам русская колонизация Сибири разительно отличается от европейского освоения Америки и Африки, где были уничтожены целые народы. Мудрая политика единокровного князя сберегла эвенкийский народ, и на сегодняшний день среди северных этнических жителей арктического побережья эвенки — самая многочисленная языковая группа: на территории России их проживает около 40 000 человек, а еще примерно столько же в Китае и Монголии.
«Люди воисты, боем жестоки»
Русские воины, осевшие в Сибири, ставили остроги и женились на тунгусских девушках. Взять в жены представительницу рода значило заключить с ним военный союз. Чем больше таких союзов, тем надежнее, тем сильнее будет помощь, которая подойдет в случае войны. А вооруженные стычки здесь случались часто, и причин того было много. Кочевой образ жизни приучил тунгусов не накапливать имущество, поэтому у них не было войн с захватнической целью. Однако род мог пойти на другой из-за невыдачи просватанной девицы или отказа в сватовстве. Гораздо реже поводом для конфликта была ссора, оскорбление или порча шаманского костюма.
У каждого рода был свой кузнец, который жил один на равных расстояниях от семей, посредине объединения. Он изготовлял луки, стрелы, мечи, броню и металлические украшения по заказу. Во время работы заказчик добывал ему пропитание. А подростки и старики, сидя на деревьях или скалах, следили за подходом врага, если ожидалось, что таковой придет.
Воевали тунгусы по определенным правилам, которые никогда не нарушали: если конфликт возникал между сородичами, то плен- ных не убивали, а женщины, старики и дети считались неприкосно- венными. Кроме того, победители должны были взять на свое попе- чение женщин и детей противника в случае его гибели.
Часто выясняли межродовые отношения на фехтовальных дубинках. Тогда в поединках участвовало все мужское население рода или стойбища. Дуэльные дубинки по длине достигали роста человека.
В каждой семье, помимо взрослых ударных орудий, имелись и дубинки для детей. С четырех лет обучали тунгусы своих сыновей воинскому мастерству. Тренировка включала в себя и способы стрельбы из лука, и искусство уклонения от стрел.
И если для своих законы войны были достаточно снисходительны, то против иноземцев войну вели на тотальное уничтожение: нападали неожиданно и пленных убивали. Нередко бывало, что полсотни тунгусов, атаковав четыре сотни монгольских татар, разбивали их наголову. После разгрома врага победители не брали никакого имущества.
Дети природы
Эвенки — настоящие дети природы, их называют следопытами таежных троп. Охотники проводили верхом на олене добрую половину своей жизни. Зимой они ходили на лыжах, подбитых коротким оленьим мехом и потому легко скользивших по снегу. Были у эвенков особые «поющие стрелы» с костяными свистунками, которые завораживали зверя. Они охотились на лося, кабаргу, изюбра, медведя, песца. Но волка эвенк не трогал никогда — это тотем. И не оставлял без внимания волчат, если вдруг они оказывались без родительской опеки. Для общения между собой эвенки использовали «лесную письменность», оставляя различные метки на дереве. Если хозяин чума уходил со становища совсем, то веточку клал прямо, куда ушел.
А если намеревался кочевать долго, но хотел обязательно вернуться, конец веточки заворачивал назад кольцом. Каждый необразованный охотник мог таким образом сообщить другому все самое важное. А по вырезанным на коре острым и тупым зазубринам можно было точно определить день, когда «письмо» было написано. Острый зубец — это солнечный день, тупой — непогода. Если ножом вырезано, допустим, четыре острых зубца подряд и один тупой, значит, охотник ушел отсюда после четырех подряд хороших дней на пятый, в непогоду. Грамотному человеку, пожалуй, и целой лиственницы не хватило бы все расписать, а у эвенка столько подробностей вмещалось на одной веточке…
В стойбищах по берегам рек ловили рыбу. Главными орудиями этого промысла долгие годы служили охотничий лук с тупыми стрелами и острога — разновидность охотничьего копья. Зимой старики кололи рыбу через лунки, а летом рыбаки занимались лучением с лодки.
В степных местностях Приамурья эвенки разводили лошадей, верблюдов и овец. Мужчины прекрасно владели кузнечным делом, умели обрабатывать кость, рог, дерево, а женщины — шкуры животных и бересту. Из нее изготавливали посуду, а также «тиски» — берестяные полотнища для чумов и лодок-берестянок.
Жили обычно в шестовых чумах — урасах. Сооружение это состояло из двух десятков тонких жердей, покрытых оленьими ровдужными шкурами и кусками березовой коры. Земляной пол устилался шкурами или хвойными ветками. Иногда сооружали балаги — обширные помещения на 20–30 человек: опоясывали стволы деревьев, обкладывали корой и засыпали снаружи землей, мхом и снегом.
Кочевой образ жизни определил покрой национального костюма эвенков: он был легким, не стесняющим движений и быстро просыхающим. Состоял из кафтана с нагрудником, натазников с ноговицами и унтов. Любую его часть можно было отдельно посушить у костра.
Любимыми лакомствами дети природы считают сушеное оленье мясо, сало и мозг, а также непереваренное содержимое желудка оленя (в замороженном или засушенном виде) с прибавлением ягод для придания ему кислоты.
Гостю традиционно отводили самое удобное место в чуме. В его честь специально забивали оленя и потчевали лучшими кусками мяса. По окончании чаепития тот ставил чашку вверх дном, показывая этим, что он больше не будет пить. Если же просто отодвигал чашку от себя, хозяйка могла продолжать наливать чай бесконечно. Желанного гостя глава семьи провожал по-особому: отъезжал с ним на несколько километров от чума, а перед прощанием хозяин и визитер останавливались, раскуривали трубку и договаривались о следующей встрече.
Под полярной звездой
Наблюдая за неспешными движениями эвенков, окучивающих грядки, окружающие думают, кажется, что те ленивы и неповоротливы. Этот предрассудок бытует среди случайных в тайге людей, которые видят, как эвенки не слишком-то старательно распахивают землю или косят траву, не умея, а быть может, и не желая привыкнуть к новому занятию, которое в удовольствие русским, украинским, а теперь даже якутским и бурятским земледельцам. Но стоит посмотреть на эвенка в тайге, и понимаешь, что вряд ли кто-то превзойдет его сноровкой, прытью, неутомимой работоспособностью.
Тунгусы — самые северные в мире скотоводы. Недаром они говорят: «Наш дом — под Полярной звездой». Протяженность кочевок оленеводов достигала сотен километров в год, а у некоторых семей — тысячи. При этом они обязательно время от времени воз- вращались в родные места.
Жизнь на свежем воздухе, охота и постоянная перемена мест на- ложили особую печать на характер, конституцию и духовный склад эвенков. Они чрезвычайно подвижны и наблюдательны, сочувствен- ны к окружающим и наделены природной честностью.
Многовековое кочевание выработало у этих людей генетическую способность ориентироваться на местности без компаса и выживать в лютые морозы без спецодежды. Возможно, поэтому эвенкам принадлежит особая роль в истории освоения «белых пятен» Сибири и Дальнего Востока.
Нетрудно представить, насколько была бы сложной и опасной для жизни экспедиция по Уссурийской тайге известного путешественника Владимира Клавдиевича Арсеньева, если бы ее не сопровождал Дерсу Узала, тунгусский охотник-следопыт. О дружбе с ним Арсеньев написал книгу, а японский режиссер Акира Куросава снял оскароносный фильм «Дерсу Узала». Для урбанизированного горожанина дикая природа — тайна за семью печатями, а для кочующего эвенка — открытая книга, которую можно читать наизусть с любого места. Дерсу Узала умел читать следы животных и «лесные письма» других охотников, знал направления всех ветров в любое время года, интуитивно находил нужные тропы в любой местности, ориентируясь по звездам и солнцу, и даже «умел договариваться» с уссурийским тигром. Оказавшись в гостях у Арсеньева в Хабаровске, старый тунгус никак не мог понять, как можно жить в коробке, где не хватает воздуха, как можно покупать дрова, когда рядом лес, и платить за воду водовозу, когда реки полны воды.
Еще один удивительный эвенк по имени Улукиткан стал героем цикла произведений писателя-геодезиста Григория Анисимовича Федосеева. Его имя было известно исследователям Дальнего Востока и военным топографам задолго до революции. Шесть лет он подряжался проводником экспедиции, работавшей над созданием карты районов, прилегающих к Охотскому морю. С помощью Улукиткана были открыты проходы через малодоступные хребты Приохотского края, проложены тропы по тайге и заболоченной тундре, а геодезистам и топографам удалось сохранить на карте исконные названия рек, озер и хребтов. Его именем назван горный перевал в Хабаровском крае.
Огонь не имеет конца
Сегодня почти половина всех эвенков Российской Федерации живут в Республике Саха (Якутия), остальные рассредоточены по населен- ным пунктам Эвенкийского муниципального района Красноярского края, Хабаровского края, Бурятии, Читинской, Иркутской, Амур- ской областей.
Таймырские эвенки (в настоящее время их насчитывается около трехсот человек) проживают в Дудинке, Хатанге, на Диксоне, но больше всего их в поселке Хантайское Озеро, расположенном в 280 километрах от Дудинки. Само озеро — красоты необыкновенной: его вода чиста и прозрачна, как зеркало, а по берегам возвышаются дикие горы Путораны и густой первозданный лес. Хантайское озеро считают вторым в России после Байкала по запасам пресной воды и первым — по количеству рыбы. В него впадает множество горных рек и речушек с желтыми, зелеными и голубыми водопадами. Именно здесь знаменитый поэт и бард Александр Городницкий, работавший в 1960-х годах в составе экспедиции на реке Горбиачин, написал песню:
Снег, снег, снег, снег,
Снег над палаткой кружится,
Вот и кончается наш краткий ночлег …
В середине 1980-х, к началу перестройки, оленеводческо-промысловый совхоз «Хантайский» был одним из самых крупных хозяйств Таймыра. Традиционными занятиями населения по-прежнему, как и сто лет назад, остаются здесь промысловая охота, оленеводство и рыболовство. Хантайские эвенки разводят серебристо-черных лисиц, голубых песцов, домашних оленей. Среди хантайцев, пожалуй, самой известной является династия оленеводов Елогир. В 1939 году, когда началась коллективизация, семья Елогир пожертвовала свое стадо из 391 оленя для артели «Красный промышленник». С тех пор начали работать в коллективном хозяйстве пастухами Федор Михайлович и его братья Николай, Петр, Прокопий, Трофим и Илья со своими семьями. В 1950 году Федор Михайлович за достигнутые успехи в производительности поголовья оленей получил орден Ленина, а в 1953 году такой же награды удостоился и его брат Петр. Сын Федора Михайловича Мами стал делегатом первого съезда эвенков в Туре, а в 2004 году ему присвоили звание «Почетный гражданин Таймыра».
Все радости и невзгоды трудовой жизни делили с мужчинами их жены, хранительницы семейного очага. Они шили национальную одежду, вышивали бисером хантайские орнаменты, изготавливали из бересты сумки, кисеты, коробки и даже колыбели. Некоторые мастерицы прославились своим творчеством далеко за пределами Таймыра, экспонируя работы на международных выставках в Венгрии, Германии, Канаде.
Стараясь не отставать от прогресса, таймырские эвенки в то же время остаются верны древним верованиям своего народа: например, у них до сих пор сохраняется культ медведя. Эвенки называют его амака, что значит «дедушка», и почитают как старшего. А если им приходится убить медведя, то они стараются отвести от себя вину: вырезают на дереве лицо человека и говорят: «Это не я убил — это вот тот человек» — и указывают на вырезанное лицо. Когда едят медвежатину, приговаривают: «Кук». Что это означает — доподлинно неизвестно. Есть много разных версий, но, скорее всего, кук — ворон, мол, это не я ем медведя, а ворон. Сами же поясняют, что так поступали их деды, поэтому так делают и они.
Конечно, современные эвенки пользуются сотовыми телефонами и планшетами, читают книги, газеты, смотрят телевизор, ездят на машинах. Но такое впечатление, что эти атрибуты современности не затрагивают их внутренний мир. Душа тунгуса остается такой же свободолюбивой и преданной миру предков, как и тысячу лет назад. Есть у этого народа пословица: огонь не имеет конца. Они верят в жизнь вечную, потому что знают: после смерти человека огонь в очаге будут поддерживать его сыновья, потом внуки, правнуки — и так из рода в род, а значит, жизнь никогда не закончится.
