5 апреля 1796 года,
из Альбенги в Париж
Сейчас час ночи. Мне принесли письмо. Оно печально. Я поражен в самое сердце: Шове умер. Он был главным комиссаром-распорядителем армии. Ты видела его несколько раз у Барраса.
Мой друг, я нуждаюсь в утешении. Именно в письме к тебе, тебе одной, мысль о которой может так повлиять на состояние моих мыслей, мне нужно излить свою скорбь.
Что будущее? Что прошлое? Что мы? Что за текучая магия окружает нас и прячет от нас то, что нам важнее всего знать? Мы живем, мы умираем среди чудесного. Удивительно ли, что священники, астрологи и всяческие шарлатаны пользуются этим особенным обстоятельством, чтобы дурачить нас и направлять наши мысли согласно произволу своих страстей?
Шове умер. Я был к нему привязан. Он оказал родине важнейшие услуги. Его последним словом было, что он уходит, чтобы соединиться со мной. Ну да, я вижу его тень, он бродит по квартире, насвистывает. Его душа как будто в дымке. Я надеюсь, она будет благосклонна к моей судьбе.
Но я, безумец, оплакиваю дружбу. И что мне за дело, если я оплакиваю то, чего не поправишь? Душа моей жизни, пиши мне с каждой почтой. Я не смогу жить иначе.
Я здесь очень занят. Болье перемещает свою армию. Мы наблюдаем. Я немного устал, провожу целые дни верхом.
Прощай, прощай, прощай. Пойду спать, ибо сон утешает меня. Он переносит тебя ко мне, я сжимаю тебя в объятиях. Но по пробуждении, увы, оказываюсь, как ни печально, далеко от тебя.
Всего хорошего Баррасу, Тальену и его жене.
Н.Б.
7 апреля 1796 года,
из Альбенги в Париж
Я получил письмо, которое ты оборвала, чтобы пойти, как ты говоришь, к подруге. И после этого ты ревнуешь меня, раздавленного здесь делами и усталостью. Ах, мой милый друг.
По правде говоря, я неправ. Весной красиво за городом.
И потом, там, конечно, тебя ждал 19-летний любовник?
Хороший способ еще раз не написать тому, кто удален от тебя на триста лье и живет, дышит и радуется лишь воспоминанием о тебе, кто читает твои письма так, будто набрасывается после шестичасовой охоты на любимые блюда.
Я недоволен. Твое последнее письмо холодно, как дружба.
Я не нашел в нем огня, который зажигает твои глаза и который я, кажется, когда-то видел.
Странный я человек! Твои предыдущие письма слишком беспокоили мою душу. Переворот, который они в ней производили, разрушал мой покой и порабощал чувства. Мне хотелось более прохладных писем, но теперь они обдают меня ледяным холодом смерти.
Страх быть оставленным Жозефиной, мысль о ее непостоянстве, о ее… Но я выдумываю себе горести. Их так много настоящих, нужно ли еще их изобретать!!!
Ты не могла возбудить во мне безграничную любовь, не разделив ее. С твоей душой, твоими мыслями и твоим разумом, ты не могла, вместо самозабвения и преданности, ответить мне смертельным ударом.
Я получил письмо госпожи Шаторено. Я уже писал министру о Евгении, завтра напишу ей, а ты передай ей от меня привет. Искренние, дружеские пожелания шлю госпоже Тальен и Баррасу.
Ты ничего не пишешь о твоем гадком желудке. Я его ненавижу.
Прощай, до завтра, mio dolce amor. Воспоминания о моей единственной женщине и мечта о победе — вот мои пожелания…
Мой брат Жозеф здесь. Он с радостью узнал о нашем браке и сгорает от желания познакомиться с тобой. Я пытаюсь уговорить его приехать в Париж. Его жена родила девочку. Они посылают тебе в подарок ящик генуэзских конфет. От меня ты получишь апельсины, духи и одеколон.
Жюно и Мюрат тебе кланяются.
Целую тебя намного, намного ниже ГРУДИ. [Трижды подчеркнуто.]
Н.Б.
Из писем Наполеона Бонапарта к Жозефине
