Летит немой Мынеко, несет его ветром над сопками и долинами.
Видит он: внизу стоит чум. Вокруг него — семь по семь тысяч оленей. Сел Мынеко на верхушку чума и заглянул внутрь в дымовое окно…
Подобным образом начинаются многие ненецкие сказания, легенды и словечки (вадако). Мынеко (Мынику) — это одновременно человек-птица и сам сказ, дух повествования, невидимый и бес- страстный наблюдатель. Он похож на кинокамеру: переключается с крупного плана на общий, показывает зрителям, насколько богаты или бедны герои и что происходит в один и тот же момент в разных местах тундры. И все же является при этом полноправным героем истории. Как так?
Чем больше узнаешь о ненцах, тем чаще вертится в голове этот вопрос. Как так: пользоваться смартфоном и жить в чуме? Как так: летать на вертолете и приносить жертвы духам рек, озер и сопок? Как так: по доброй воле кочевать в полярную ночь при сорокаградусном морозе? И лишь познакомившись с их жизнью поближе, начинаешь понимать, почему многие ненцы не видят в этом никаких противоречий.
От Нарьян-мара до Хатанги
Среди коренных малочисленных народов России ненцы — одни из самых многочисленных. В 2010 году при переписи населения свою принадлежность к этой национальности указали 44 640 человек. Территория, на которой они живут, занимает почти половину российского побережья Северного Ледовитого океана — с запада на восток. Таймыр — восточная граница ненецких владений. На момент написания этих строк на полуострове жили около 3700 ненцев. Здесь их число меньше, чем долган, а сосредоточены они в основном в районах поселков Караул, Носок, Воронцово, Байкаловск, Усть- Порт, Тухард, Поликарповск, Казанцево, Кереповск, Мессояха, Мунгуй.
До недавнего времени существовали целых три субъекта Федерации, где ненцы были титульной нацией, — Ямало-Ненецкий автономный округ на полуострове Ямал, Ненецкий автономный округ в составе Архангельской области и Таймырский (Долгано-Ненецкий) автономный округ. С 2007 года последний из них превратился в район Красноярского края. Но оленеводам, сохраняющим традиционный уклад, по большому счету, все равно. Для них жизненно важны не границы участков земли, а пути оленьих кочевий. От эти маршрутов зависит хрупкая экосистема тундры и благополучие драгоценного стада. В этом — одно из тысячи непонятных, на первый взгляд, различий между ненцами и людьми с Большой земли.
Ученые до сих пор спорят о том, как ненцы заселяли нынешние места своего обитания — с юга на север ли, с запада ли на восток. Но судя по всему, предки нынешних оленеводов жили на Ямале и Таймыре не одну тысячу лет назад. И если верить ненецким преданиям, жили не одни. Ведь когда Нум, бог верхнего мира и демиург, создал людей, владыка подземного мира Нга породил сюдбя (великанов-людоедов) и парнэ (ведьм). Сплошь и рядом герои мифов встречали сихиртя (загадочных подземных жителей, выходивших на поверхность только в туман или ночью) или мохоедов (дикарей, которые паслись как олени). Чтобы провести границу между собой и этими существами, они и назвались ненэй ненэч — «настоящие люди».
Люди и боги
Помимо Нума и Нга, у ненцев целый пантеон божеств. Семикрылая птица Минлей похищает людей и несет беду, но в трудную минуту некоторым даже помогает. Прародительница медведей Варк-Сомтавы следит за справедливостью. Чуждый людям, но не враждебный хозяин воды Ид Ерв заводит в реки косяки рыбы и может спасти рыбаков при крушении лодки. У многих ненецких богов непростой характер, как у северной природы. Бог-покровитель и создатель оленей Илибэмбертя может разрезать человека на куски и оживить в овом, более совершенном виде. Хозяйка огня Ту Пухуця готовит людям пищу и треском предупреждает о приближении врагов, но способна легко рассердиться и потребовать человеческой жертвы… Под влиянием русских и православных миссионеров ненцы приняли в свой пантеон и Николая Чудотворца. По свидетельствам очевидцев, в XIX веке Микулаю Вэсако — Старику Николаю — приносили жертвы при заключении сделок или стычках с русскими соседями.
Кроме «верховных» богов, верхний, средний и нижний миры ненцев населяют многочисленные духи ветра, деревьев, озер, рек. Всем им принято было время от времени приносить жертвы, кровавые или бескровные (положить немного еды, бросить в воду ценную вещь). Система верований пронизывала все сферы жизни каждого человека, объясняла природные явления, регламентировала поведение дома, в дороге, на охоте. Это для посторонних запрет называть имя старшего по возрасту или пользоваться острыми предметами во время траура кажется странным. Для ненцев такие обычаи органично связаны с традиционным укладом жизни и представлениями о мире. Выполняя их, человек чувствует, что он соблюдает порядок вещей, находится в гармонии с силами природы. Поэтому искоренить некоторые «темные» привычки колонизаторам Севера оказалось не так просто …
Когда ненец рождается, небесная старуха Ягиня записывает его судьбу в специальной книге. До недавнего времени младенцы появлялись на свет в отдельном чуме. Перед тем как вернуться к остальным жителям стойбища, мать проходила обряд очищения, ведь она дала новую жизнь, а значит, соприкоснулась с иным миром.
По мере того как дети растут, различия между мальчиками и девочками становятся все сильнее. Одних только обозначений возраста девушки в ненецком языке около десятка. Про девочку, у которой начались месячные, говорят: «Положила свои кисы на поганую нарту сябу». На этих санях вместе с досками пола чума хранится обувь взрослых женщин.
Многочисленные запреты и ограничения, которые должны соблюдать ненецкие женщины, всегда приводили сторонних наблюдателей в замешательство и заставляли считать их угнетенными или бесправными. Так, женщина или ее вещи не могут находиться в пространстве выше мужчины или его вещей, поэтому недопустимо перешагивать через вытянутые мужские ноги или наступать на сбрую мужской упряжки. Женщина не может резать налима или щуку — темную, потустороннюю рыбу, приближаться к нарте, на которой везут реликвии рода, или к святилищу, подъезжать к чужому чуму с определенной стороны… Но пожалуй, ярче всего межполовые различия проявляются дома, в своем чуме. Жилище ненцев делится на мужскую (си) и женскую (не) половины. Си — парадная часть, там принимают гостей и хранят наиболее ценные вещи. Не — половина у входа, где женщина готовит, шьет и занимается другой домашней работой. Семейное ложе находится посередине. Ставить и разбирать сам чум тоже должна женщина. Так разделена практически вся работа: только женщина может прикасаться к очагу, только мужчина правит оленями при перекочевке… В старину даже молодые, здоровые и богатые люди говорили, что они не могут кочевать, если у них не было женщины. Это считалось большим несчастьем.
Еще одно-два поколения назад ненцы женились в основном не по любви, а по воле родителей. Отправились на стойбище невесты, обговорили размер выкупа — вот и весь сказ. При этом действовала сложная система родственных отношений: вступить в брак могли хоть ближайшие родственники по матери, но по отцу молодые должны были происходить из разных родов. Каждый наизусть знал, с кем в радиусе сотен километров можно сыграть свадьбу, а с кем нет. При этом ненцев сложно было назвать чопорными даже пару веков назад, если говорить о межполовых отношениях. Герои легенд и мифов отчаянно флиртуют друг с другом, а иногда даже просыпаются вместе в одном чуме. Неудачный брак можно было запросто расторгнуть. Правда, женщинам это несло множество забот, так как они владели гораздо меньшим количеством имущества, не охотились и не пасли оленей, а целиком полагались на кормильца. Практиковалось и многоженство. Однако позволить себе прокормить нескольких жен и их многочисленных детей мог далеко не всякий мужчина.
То, что другие называют душой, ненцы считают дыханием. Дряхлеющий человек начинал спокойно готовиться к тому, чтоб «дыхание ушло». Некоторые этнографы приводят сведения о том, что на рубеже XIX и XX веков ненецких стариков родственники убивали или оставляли в тундре. Делалось это будто бы совершенно спокойно и добровольно, по просьбе самого старика: «Жить надоело, тяжело уже кочевать». Так это или нет, точно неизвестно. Но очевидно, что рождение и смерть в глазах ненцев — часть вечного и естественного круга жизни. Многие верят, что дети — это новое воплощение своих дедов и прадедов, а слова «смерть» и «болезнь» в ненецком языке не различаются. Когда человек умирает, в могилу (вернее, деревянный саркофаг или половинку лодки, установленные на земле, над вечной мерзлотой) положено класть его вещи: иголки, ножи, одежду. Оленей и собак усопшего приносят в жертву тут же рядом. Ведь все это еще пригодится в загробной жизни. А возвращаясь с похорон или с кладбища, нужно провести обряд очищения — примерно такой же, как при родах. Дым багульника или оленьего волоса как бы снимает с вернувшихся налет иного мира.
Дети оленеводов, которые считают родным языком русский, все меньше и меньше знают обо всем этом. И все-таки многие верования и обычаи ненцев еще живут в отдаленных уголках тундры.
Хабты, яхадей и другие
Это для слегка устаревшего краевого закона «Об оленеводстве» (есть и такой) северный олень — «парнокопытное млекопитающее семейства оленьих, дикая и одомашненная форма которого используется в оленеводстве». А для ненца олень — целая жизнь. Его запрягают в нарты, из его шкуры шьют одежду и обувь, его едят, приносят в жертву и отдают в качестве выкупа за невесту. В хозяйстве используются даже оленьи сухожилия (в качестве ниток) или кости (из них делают рукоятки для ножей). Вместо фруктов и овощей источник витаминов в тундре — оленья кровь: забив животное по случаю какого-нибудь торжества, ее пьют чашками и заедают сырыми оленьими внутренностями. До возникновения колхозов и кооперативов количество оленей не просто определяло социальный статус — хозяин мог запросто получить фамилию Безрогий или Двухоленный. В ненецком языке существует не один десяток слов для обозначения оленя: хабт — кастрированный самец, который используется для езды, яхадей — молодая самка, намна — полуторагодовалый олень-самец, суляко — олененок, няравэй сэр — очень белый олень…
Крупностадное оленеводство, которое возникло примерно в XVIII веке, стало для ненцев чем-то вроде индустриальной революции для европейцев. Это занятие оказалось куда более доходным и предсказуемым, чем охота и собирательство. Благодаря ему численность ненцев стала расти, а соседи — ханты, нганасаны, селькупы — начали перенимать ненецкие традиции.
Оленеводство мало похоже на разведение коров или овец. Крупностадное — это значит, что в стаде несколько сотен, а то и тысячи оленей. Растительность, которой они питаются, в тундре восстанавливается медленно. Кроме того, очень важно, чтобы самки рожали в благоприятных обстоятельствах, когда много корма и относительно хорошая погода. Именно поэтому ненцы-оленеводы постоянно кочуют с места на место, меняя пастбища. Летом стойбище может переезжать на новую точку каждые три дня.
Аргиш против телевизора
Ритму кочевья подчинены вся жизнь и все традиции ненцев. Го- ворят, что только в движении ненец-оленевод чувствует спокой- ствие и гармонию. Ведь стоит на один день задержаться в суровой и непредсказуемой тундре, как можно попасть в снежный буран, не успеть до ледохода и застрять на одном берегу реки… Чуть опоздаешь — и под угрозой целый жизненный цикл длиной в год. Ненецкий календарь не совпадает с григорианским, и месяцы в нем называются «месяц гона дикого оленя», «месяц песцового промысла» или «месяц малой темноты». Традиционный ненецкий чум ставится и разбирается за полчаса-час. Правда, сегодня чаще (особенно зимой) используется балок — перевозной вагончик на- подобие строительного, обитый выделанными зимними оленьими шкурами. Отапливается он современными печками. В общем, аргиш, кочевой караван — это не способ передвижения, а скорее состояние души. Поэтому попытки советских властей приучить ненцев и другие северные народы к оседлому образу жизни имели еще более неоднозначные и драматичные последствия, чем коллективизация на Большой земле.
Молодые герои фильма «Белый ягель», снятого по мотивам произведений ненецкой писательницы Анны Неркаги, вместе учились в интернате для детей оленеводов. Анико не собирается возвращаться: она забыла язык и не может жить без гаджетов, ее тошнит от сырого мяса. Алеша разрывается между любовью к ней и необходимостью остаться в тундре, помогать одинокой матери и продолжить род. В конце фильма девушка улетает на вертолете, а парень остается. В отчаянии напивается, но затем прыгает на снегоход и едет обратно в стойбище. «Слово уходит от немого Мынеко», — как сообщил бы ненецкий рассказчик.
Сколько таких историй разыгрывается в действительности каждый день? Разрыв между жизнью в тундре и искушениями Большой земли становится все шире. Но пока еще хватает тех, кто умеет балансировать на грани между трехслойным миром священных озер и сихиртя и миром GPS-навигаторов и широкополосного Интернета. Взяв от пришлой цивилизации нужное и хорошее — бензиновый генератор для чума и снегоход, ноутбуки и планшеты (Интернет, понятно, ловится только вблизи населенных пунктов, а дальняя связь устанавливается посредством радиостанций), — они бережно хранят и свои реликвии: священный шест чума симзы, кукол предков или кусочек медвежьей шкуры, который вешается над колыбелью. В конце концов, и не такие соблазны посылали настоящим людям боги.
