Стю не одобрял название группы Rollin’ Stones. Брайан, после того, как выяснил, сколько это будет стоить, позвонил в газету Jazz News. Там принимали объявления, типа, кто где играет. “Мы даем концерт в…” – “А как вы называетесь?” Мы уставились друг на друга. “Оно?” Тогда “Вещь?” Звонок был платным, время шло. Мадди Уотерс, на помощь! Первый трек на “The Best of Muddy Waters” — «Rollin’ Stone.» Обложка этого альбома лежала на полу. Отчаявшись, Брайан, Мик и я задумались. «The Rolling Stones.» Тьфу!! Это спасло наши шесть пенсов. Концерт! Группа Алексиса Корнера была приглашена на ВВС выступать в прямом эфире 12 июля 1962, и они попросили нас выступить вместо них в Marquee. На барабанах в тот вечер был Мик Авори – не Тони Чэпмэн, как передает история – и Дик Тейлор на басу. Основной состав Stones, Мик, Брайан и я играли наш сет-лист: «Dust My Broom,» «Baby What’s Wrong?» «Doing the Crawdaddy,» «Confessin’ the Blues,» «Got My Mojo Working.» Ты сидишь с этими парнями, ты играешь и поешь вместе с ними: «Ooh, yeah!» Это ощущение стоит больше, чем что-либо. В какой-то момент ты чувствуешь, что ты как будто оторвался от земли, и никто не может достать тебя. Ты находишься на подъеме, потому что ты среди парней, которые хотят делать то же, что и ты. И когда это срабатывает, детка, у тебя вырастают крылья. Знаешь, ты попадаешь в особый мир, недоступный большинству людей. И ты хочешь полететь в эту страну снова, а когда ты возвращаешься назад и приземляешься, ты просто взрываешься. Но ты всегда хочешь вернуться туда. Это полет без лицензии.
Первый год своей жизни “Роллинг Стоунз” провели на съемной квартире, занимаясь тем, что воровали продукты и репетировали. Это стало почти нашим профессиональным бизнесом, до лучших времен. Мы платили за то, чтобы быть “Роллинг Стоунз”. Место, где мы жили – Мик, Брайан и я — на Эдит Гроув, 102, в Фулхэме, было поистине отвратительным. Мы переехали туда летом 1962, и пережили там зиму, которая была самой холодной со времен 1740 года. Мы должны были платить за отопление, электричество и газ, а шиллинги на это было нелегко найти. В комнате почти не было мебели, только потертый ковер, две кровати, и пара матрасов, у которых не было своего постоянного места. Но это не имело большого значения; обычно мы просыпались все втроем на полу, где у нас стоял огромный радиоприемник, который Брайан привез с собой.
Мы обычно тусовались в Wetherby Arms, на Кингс Роуд, в Челси. Я частенько заходил с черного входа, собирал там их пустую посуду и продавал ее им же, и у нас было несколько пенсов на бутылку пива. В те времена у нас вечно не было денег. Хорошо было, когда нам удавалось стащить пустые бутылки с вечеринок, на которых мы бывали. Начинал кто-то один из нас, затем и остальные присоединились к этой банде.
Нашего соседа по квартире звали Джеймс Фелдж. Мы нашли его по объявлению, которое давали через Илинг Клуб. Мы искали еще одного жильца в нашу квартиру, чтобы делить с ним квартплату. Фелдж как будто почувствовал, что ему нужно именно сюда. Он оказался, пожалуй, единственным человеком на планете, кто мог жить в этом ужасном месте с нами – и даже превзойти нас в грубости и неподобающем поведении. Вряд ли кто-нибудь, кроме него, согласился бы жить с такой бандой как мы, которые бренчали ночи напролет, разучивая свою лабуду, в вечном поиске концертов. Все вместе мы были просто идиотами. В то время мы были еще подростками, хотя и в последней стадии. Мы соревновались между собой: кто сможет быть более отвратительным, чем другой. Ты думаешь, что ты сможешь вызвать во мне отвращение? Я покажу тебе. Когда мы возвращались с концерта, Фелдж стоял на верхней лестничной площадке и говорил: “Добро пожаловать домой!”, голый, со своими сраными трусами, надетыми на голову; он мог помочиться на тебя, или плюнуть в тебя. Фелдж был серьезным плевальщиком. Слизь текла у него отовсюду, откуда только можно. Он любил входить в комнату с огромной соплей, свисающей у него из носа до самого подбородка, но в остальном он был совершенно очарователен. “Привет, как дела? Это Андреа, а это Дженнифер…” Мы давали разные имена различным видам соплей: “Зеленый Гилбертс”, “Алый Дженкинс”. Был, например, “Рулевой Габардин”, которого люди не замечали, и который висел у них на лацкане как медаль. Это был победитель. “Желтый Хамфри” был другой. “Летающий V” – это тот, который пролетел мимо носового платка.
Люди были всегда простужены в те дни, из носа у них вечно текло, и они не знали, что с этим делать. Это не могло быть из-за кокаина, для этого было еще рановато. Я думаю, просто виной тому были плохие английские зимы.
У нас в то время было мало концертов, было особо нечего делать, и мы занимались тем, что изучали людей. Мы таскали вещи из других квартир. Когда соседки уходили, мы шарили у них по шкафам, и находили шиллинг или два. В туалете мы соорудили приспособление для записи на магнитофон. Мы просто включали его, когда кто-то шел туда, особенно если девчонки с нижнего этажа говорили: “Можно воспользоваться вашим туалетом?”, потому что их туалет был занят. “Да, конечно.” — “Быстро! Включайте его.” И потом, после каждого “представления”, когда дергали за цепь, это звучало как невероятные аплодисменты. Позже мы прослушивали эти записи. После каждого визита это звучало как праздничная ночь в Лондонском Палладиуме. Но самое ужасное впечатление на посетителей Эдит Гроув производила, конечно, куча немытой посуды в “кухне”. Жирные грязные кастрюли, из которых уже росла плесень, были составлены в большую пирамиду, к которой никто даже не прикасался. Но вот в один прекрасный день мы с Фелджем посмотрели на это безобразие и решили, возможно, от нечего делать отмыть это всё. Учитывая, что Фелдж был одним из самых грязных людей в мире, это было прямо-таки историческое решение. Но в тот день мы были поражены количеством грязи, и поэтому мы спустились этажом ниже и украли бутылку моющего средства.
Казалось, времена бедности никогда не кончатся. Та зима была очень суровой. И вот тогда у Брайана возникла фантастическая идея, заняться воспитанием его друга Дика, который имел бонус Территориальной Армии. Его имя было Дик Хаттрел, он был из Tewkesbury. Брайан был безжалостен к Дику, он почти что убил этого человека. Он принуждал его ходить за собой и платить за всё. Жестокий, жестокий, жестокий. Он заставлял его стоять на улице у дверей, пока мы ели, а он платил за нас. Даже мы с Миком были в шоке, хотя мы в общем-то были довольно хладнокровны. Иногда он разрешал ему посидеть с нами во время десерта. В характере у Брайана была какая-то настоящая жестокость. Дик Хаттрел был его старым школьным другом, и он бегал за Брайаном, задыхаясь, как собачонка. Однажды Брайан оставил бедного парня за дверью на улице без одежды, когда шел снег. Дик умолял впустить его, а Брайан смеялся. Я не собирался вылезать в окно, и тоже смеялся. Как этот парень позволял ему так с собой обращаться? Брайан забрал его одежду и послал его на улицу в одних трусах. В метель. “Ты хочешь сказать, что я должен тебе 23 фунта? Черта с два!” Он только что оплатил наш ужин, мы пировали как короли. Ужасный, действительно ужасный. Я сказал: “Брайан, это просто бессердечно с твоей стороны, приятель”. Брайан, бессердечный, порочный сукин сын. Только маленький, и блондин к тому же. Мне интересно, что случилось с Хаттрелом в дальнейшем. Если уж он пережил такое, то он способен был вынести всё.
В то время мы были циничны, язвительны и грубы, когда этого требовали обстоятельства.
Из книги Кита Ричардса «Жизнь»
