К концу июля 1961 года с учетом полученного Юрием Гагариным опыта полета в космос и на основе глубокого анализа работы ракетно-космической системы (ракета 8К72 — космический пилотируемый корабль «Восток») окончательно решился вопрос о длительности полета в космос второго советского космонавта Германа Титова. ВВС в лице генерала Каманина считали, что трех-четырех витков вокруг Земли будет вполне достаточно для дальнейшего проведения анализа воздействия негативных факторов космоса на организм космонавта. Королев же придерживался другой точки зрения — полет должен быть суточным, чтобы воздействие космоса было длительным, как на космонавта, так и на конструктивные элементы космического корабля и его системы. И он настоял на своей точке зрения.
Было также принято решение о том, чтобы перед полетом Титова с 51-й стартовой площадки запустить боевую межконтинентальную ракету 8К75. Тогда все говорили вслух, что «С.П.» делает это преднамеренно: «75» машина (ракета) в прошлый раз достаточно успешно улетела со старта, мол, не будем нарушать хорошую традицию. Но эта традиция не прижилась — техника подвела. Каждый полет в космос нес и несет по-прежнему до сих пор в себе элементы технической незавершенности проектных решений систем и конструкций космического корабля, и поэтому всегда имелся и имеется риск не вернуть корабль и космонавта живым на Землю. Это жесткая проза космонавтики. Несмотря на то, что авиация практически используется уже несколько десятков лет и имеет большой опыт эксплуатации и выработанную систему безопасности полетов, все равно продолжается длинная череда авиационных катастроф. В том числе и связанных с человеческим фактором, а также с применением большого количества ручных операций управления летательными аппаратами.
Полет в космос Юрия Гагарина был самым трудным в его жизни: он проходил в автоматическом режиме, превратив космонавта в наблюдателя. Такова была программа полета первого в мире космонавта и, очевидно, она другой быть не могла ввиду отсутствия опыта полетов в космос и, главным образом, потому, что специалисты Института авиационной и космической медицины так и не дали гарантий, что человек в космосе не сойдет с ума и не потеряет здоровье. Они исходили из предположения, что космонавт, не выдержав воздействия невесомости, радиации, быстрой смены дня и ночи, потери ориентира в бесконечности космоса, легко может потерять рассудок в бездонном космосе. Более того, медики настаивали на этом предположении. Кто же пойдет против мнения специалистов в таком вопросе? Никто, даже члены Политбюро.
Есть такое понятие в испытаниях ракетно-космической техники: доказанность испытаний, заверенная подписями главных конструкторов систем корабля и специалистов Института авиационной и космической медицины, который возглавлял тогда полковник медицинской службы Олег Газенко. Все главные конструкторы ракетно-космической техники своими подписями подтвердили доказанность испытаний, а Газенко категорически отказался это сделать. Даже пробивной, как тяжелый танк, Сергей Королев не мог сломить его сопротивления. Административный отдел ЦК КПСС счел возможным уклониться от поддержки главного конструктора ракетно-космических систем Сергея Королева в части оказания давления на медиков, придерживаясь нейтральной позиции. Космонавты, летчики, моряки и ракетчики не любят слов «авария», «катастрофа» и стараются их вообще не употреблять, чтобы, как это принято говорить при работе с грозными стихиями, не «накаркать» бы на себя лиха. И хотя опыт полета в космос был уже получен после полета Гагарина, но это был опыт кратковременного, одновиткового полета, в котором космонавт не управлял кораблем. Программа полета Германа Титова включала в себя проверку возможности управления кораблем, проведения фотографирования определенных участков суши и мирового океана, в том числе и расположения баз блока НАТО в интересах МО СССР, а также проверку возможности человека спать, есть, отправлять естественные надобности в космосе.
А медики продолжали настаивать на своем предположении, что психика человека может не выдержать негативного воздействия космоса в длительном полете. И ведь настояли на установке логического замка в цепи ручного управления и в космическом корабле Германа Титова, несмотря на благополучный исход полета Ю. Гагарина. Медики и психологи страховались на всякий случай — ведь им первым, если бы что-то случилось с состоянием здоровья космонавта, было бы предъявлено самое серьезное обвинение в непрофессионализме, мол, вы-то куда смотрели. Титов нацарапал эти три цифры на замке, чтобы не терять времени на запросы — его просто могло и не быть, особенно в случае потери связи с центром управления полетами. Медики все это понимали, но стелили себе воз соломы, чтобы не ушибиться. Но понять их было можно. В полете Титова, если коротко, проверялась возможность космонавта жить и работать в космосе для начала в течение суток, а также его способность управлять кораблем.
Как и при полете в космос Юрия Гагарина, за трое суток до старта в космос Титова с 51 стартовой площадки был произведен запуск боевой межконтинентальной ракеты конструкции Сергея Королева 8К75. Ракета, поднявшись со стартового стола несколько десятков метров, неожиданно осела из-за аварийного выключения ее двигателей, и упала на стартовую площадку. Но, к счастью, не взорвалась. 51-я стартовая площадка была расположена всего в нескольких десятках метров от стартовой площадки №1 Байконура. Пятно падения ракеты 8К75 в случае аварии находилось, в том числе и в районе стартовой площадки № 1, с которой и должен был стартовать в космос через трое суток после пуска ракеты 8К75 Г. Титов. Боевая межконтинентальная ракета 8К75, или Р-9 для открытой печати, упала на собственный старт, а могла бы и на соседний, на старт № 1, и при этом взорваться. Но не взорвалась. Повезло. Всем.
На стартовой позиции №1, над так называемым бетонным «козырьком» (под ним на глубине примерно 42 м. находился газоотражательный лоток) на специальных консолях была натянута крупноячеистая, с размерами ячейки, примерно, 40х40 см, сетка. Она была способная удержать на себе катапультировавшегося космонавта в случае аварии стоявшей на стартовой позиции ракеты — носителя, до ее пуска, или же в момент ее пуска. Для эвакуации Титова при аварии ракеты — носителя, если такая надобность возникнет, с сетки, натянутой над газоотводным лотком на высоте 45-47 м. от поверхности земли, было предусмотрено создание аварийно-спасательного расчета из трех офицеров 5-й инженерно — испытательной группы (испытаний космических кораблей) 32-й ОИИЧ. Начальником этого расчета был старший лейтенант Лилов. Вторым по счету офицером расчета был будущий начальник штаба 32-й ОИИЧ Стас Пелевин. Фамилия третьего офицера, к сожалению, не запомнилась.
При катапультировании космонавта из корабля в случае аварии ракеты, установленной на старте и находящимся в спускаемом аппарате «Востока» космонавта, расчет Лилова выбегал из бункера пуска и забегал-влезал на сетку с ячейками примерно 40х40 см да так, чтобы самим не провалиться в огневой лоток. В их распоряжении из медицинских средств были шины Дитерихса, доска для иммобилизации возможно пострадавших конечностей космонавта при его приземлении-падении на сетку, а также широкая доска- «сороковка» для иммобилизации позвоночника. Транспортным средством для эвакуации космонавта служило… большое оцинкованное корыто для стирки, которое было закуплено по распоряжению командира нашей испытательной части полковника Валентина Юрина в хозяйственной лавке на станции Тюра-Там. Поскольку в то время хозяйственных магазинов в поселке «Заря»(впоследствии г. Байконур) не было и в помине, а была лишь керосиновая лавка, в которой корыт в продаже не было, то корыто отыскали в хозяйственной лавке на станции Тюра-Там. Кто еще помнит то время из своего военного и послевоенного детства, тот знает, что в таких корытах наши матери купали нас и стирали белье. Такой себе, простейший «Аристон» середины 60-х гг. прошлого века в ручном исполнении.
Лилов пробил два отверстия в передней части корыта, продел через них веревку, и привязал ее к корыту. Один офицер был тягловой силой, а второй и третий, названные санитарами-носильщиками, следили за космонавтом, поддерживая его во время транспортировки, чтобы тот не вывалился на сетку, и не дай Бог, чтобы вслед за этим ненароком не провалился бы в ячейку. Вспомните, как в детстве мы проникали во всякого рода узкие места — если прошла голова в какое – либо отверстие, то пройдет и все тело.
Когда офицеры 5–ой группы после полета рассказали об этом Герману Титову на очередной встрече, которые часто проводились на космодроме Байконур в дружеской обстановке за хорошим ужином в ресторане «Центральный», тот, не зная ничего об этом методе эвакуации, хохотал буквально до слез. Но потом сказал — хорошо, что космонавты не знали об этом. Этот факт Титов аккуратно занес в свою записную книжку, и какое-то время он сидел за столом молча. Разумеется, что подобный примитивный, но в целом надежный способ доставки катапультировавшегося космонавта в стоявшую неподалеку санитарную машину (реанимационная машина появится гораздо позже, уж такие мы были тогда небогатые), которая и доставляла затем космонавта в госпиталь, расположенный примерно в 25-27 км. от стартовой площадки №1.
В обыденной жизни эта была крупноячеистая сетка, ходить по которой можно было только по ее узлам, и которая использовалась нами, молодыми офицерами, как детектор храбрости после товарищеского ужина: всего – то 1,2 км хода от офицерского общежития и ты готов к тесту на храбрость. И это было — ангелами молодые лейтенанты-ракетчики, как дети войны и имевшие уличное воспитание того времени, быть не могли, тем более бывшие военные моряки. Наиболее отчаянные из лейтенантов умудрялись отбивать чечетку на конце балки, выдвинутой за пределы сетки и которая раскачивалась, но это были единицы, одним из которых был начальник «силы в 32-ой ОИИЧ»- начальник физической подготовки и спорта 32-й ОИИЧ старший лейтенант Анатолий Пелюта. И эта чечетка над бездной была минутой его славы.
Следует отметить, что ни Юрий Гагарин, ни Герман Титов никогда не отказывались от предлагаемых офицерами нашей части встреч с ними, как с офицерами, так и с солдатами, участвовавших в их запуске в космос. Гагарин предпочитал это делать только в официальной обстановке, а вот Герман Титов, или, как мы его (и не только мы) любовно называли «Гера», не стеснял себя рамками официальных встреч, не боясь, что эта его раскованность во встречах с товарищами будет понята неправильно командованием.
Герман Титов пережил самое большое испытание в своей жизни перед первым полетом человека в космос: он так хотел быть первым человеком, побывавшим в космосе, что в то время и не мыслил, что не он, Титов, а кто-то другой полетит первым в космос. Следует сказать, что в декабре 1959 года первый начальник отряда космонавтов, врач, полковник (впоследствии генерал) Евгений Карпов, помощник Главкома ВВС по подготовке космонавтов генерал-лейтенант Николай Каманин и начальник парашютно-десантной службы Центра подготовки космонавтов Николай Никитин (третий человек в табеле о рангах в Центре подготовки космонавтов — ведь космонавты, летающие кораблях «Восток», приземлялись на Землю на парашютной системе отдельно от спускаемого аппарата космического корабля ввиду отсутствия в конструкции космического корабля системы мягкой посадки) провели опрос-анкету среди 20-ти космонавтов, входящих в первый отряд советских космонавтов. Задача анкетирования состояла в том, чтобы определить рейтинг космонавтов и получить объективные данные о кандидатуре на первый полет в космос от самих космонавтов. Результаты были в целом ожидаемые: называлась в подавляющем большинстве фамилия Гагарина, а также Титова и Григория Нелюбова. Узнав об этом, Королев вздохнул с облегчением: его мнение о кандидатуре на полет и запасных пилотов (это позже они станут называться дублерами), совпало с мнениями космонавтов. Титов, да и все остальные космонавты, знал об этом, но продолжал верить в свою звезду.
Спустя 40 лет после запуска Гагарина в космос, врач Иван Брянов нарушил собственный обет молчания и рассказал узкому кругу лиц, что первым человеком, взлетевшим в космос, мог быть и не Гагарин. Примерно за месяц перед 12 апреля 1961 года к врачу Ивану Брянову, с просьбой не докладывать никому и сохранить в тайне от всех разговор между ними, обратился Юрий Гагарин, чтобы тот его выручил из беды — у Гагарина неожиданно развился неизвестно откуда взявшийся гайморит. Квалификация Брянова была столь велика, что он сумел определить при осмотре, что причиной возникновения гайморита стал больной зуб Гагарина. После удаления зуба исчез и гайморит. Каждый из нас может оценить выдержку и высокие моральные качества Брянова, так и не рассказавшему тогда никому об этом эпизоде. Так что надежды Титова на случай были вовсе не беспочвенны. Надежда быть первым космонавтом Земли не покидала Титова до самого последнего момента. Сохранились кадры официальной кинохроники, запечатлевшие момент объявления вечером 10 апреля 1961 года на заседании Государственной Комиссии основным пилотом от ВВС Юрия Гагарина и запасным пилотом — Германа Титова (о втором запасном пилоте Григории Нелюбове официально вообще нигде не упоминалось). При объявлении фамилии основного пилота — Гагарин, Титов резко опустил голову вниз. Надежда стать первым в мире космонавтом исчезла окончательно.
Это было второе, парадное заседание Государственной комиссии для СМИ, состоявшееся вечером 10 апреля 1961 года в зале заседаний (и одновременно для торжественных приемов) в так называемом нулевом квартале, построенном для высокопоставленных руководителей государства и высшего военного и партийного руководства. Там же жили и космонавты до постройки на 17-ой площадке в черте г. Ленинска (ныне Байконура) комплекса зданий для размещения космонавтов. Несмотря на то, что рано утром 10 апреля 1961 года Н. Каманин вызвал к себе троих космонавтов – Гагарина, Титова и Нелюбова для объявления им, что Гагарин является основным, Титов первым запасным, а Нелюбов — вторым запасным пилотами на полет в космос, вера в свою звезду не оставляла Титова до последнего момента. Не знаю, просочились ли до первой шестерки космонавтов, которые были доставлены из Звездного городка (точнее, из аэродрома Жуковский) несколькими самолетами Ил-14 на полигон Тюра-Там (аэродром «Ласточка», ныне «Крайний»), сведения и слухи, близкие к тексту решения, что уже 8 апреля 1961 года состоялось первое заседание (без СМИ) Государственной комиссии. Она рассмотрела и утвердила задание на первый космический полет человека, кто полетит первым из космонавтов, о регистрации полета, как мирового рекорда, и об аварийном катапультировании космонавта. Очевидно, что к ним эти сведения не просочились.
К нам они просочились этим же днем по каналам нашей молодости. Мы, проживающие по своему холостяцкому состоянию в общежитии площадки №2, еще 7 апреля, за товарищеским ужином спорили о шансах на полет Гагарина и Титова. О Нелюбове мы тогда не знали, что он второй запасной пилот на полет. А уже вечером 8 апреля 1961 года мы поднимали стаканы со спиртом (других напитков мы не имели из-за объявленного командованием полигона «сухого» закона) за уже точно известного нам основного пилота — Юрия Гагарина. Мне и ряду других офицеров лично был более по душе Герман Титов, хотя нравился и Гагарин. Сердцу, как говорится, не прикажешь. К чести Германа Титова он никогда не скрывал своего желания быть первым. Более того, он счел возможным высказаться впоследствии большому количеству журналистов, что » …некоторые журналисты после полета Гагарина в космос поспешили сообщить общественности, что я чуть ли не обрадовался, когда узнал, что первым в космос летит Гагарин. Я этому известию не обрадовался, потому что сам хотел быть первым в космосе». Это было как раз в духе Титова — не лукавить ни при каких-либо обстоятельствах. В том числе и при общении с сильными мира сего, включая бывшее партийно-политическое руководство страны времен Горбачева и Ельцина, и, особенно с теми, кто сумел моментально сменить политический окрас — я имею в виду период правления в России Бориса Ельцина. Именно тогда космонавт №2 решился на уход с военной службы, выражая свое несогласие с политической линией, проводимой в жизнь Б. Ельциным. Титов в то время был еще и генерал-полковником, занимающим одну из ключевых должностей в Главном управлении Космических средств МО РФ и знаковой фигурой в мире.
Из книги Геннадия Понамарева «Байконур. Прыжок в космическую бездну».
