К Анатолию Вассерману можно относиться по-разному. Но отрицать то, что этот человек действительно взвешивает свои слова и не мелет ерунды, невозможно. Мы представляем вашему вниманию небольшой очерк Вассермана, который, на наш взгляд, необходимо прочитать каждому. Согласитесь, над этим стоит подумать.
«Бабы ещё нарожают» – откуда и зачем взялась эта фальшивка? Эту фразу — в значении «нечего жалеть работников/солдат/людей вообще» – приписывали очень многим деятелям русской истории. Она приводится как доказательство якобы присущей российскому государству кровожадности и небрежного отношения к жизням собственных граждан.
В культурный обиход фраза вошла с лёгкой руки авторов фильма «Пётр Первый». Этой фразой пытается утешить молодого царя, потерпевшего катастрофическое поражение при осаде Нарвы и оплакивающего погибших солдат, один из его полководцев Шереметев:
Не кручинься, государь, бабы ещё нарожают.
Если верить этой легенде, кстати, то очень многие из приписывающих эту фразу Шереметеву добавляют, что царь за эти слова от всей души ударил будущего фельдмаршала в морду.Эта «цитата» воспроизводится и множится, в основном, во всяких злых русофобских филиппиках. И приписывается великому множеству исторических персонажей – кроме Шереметева, и самому Петру I, и Меншикову, и Екатерине II, и Николаю II… И, конечно же, Георгию Жукову, которого принято обвинять в чудовищной кровожадности и чудовищных же кровопролитиях.
А.В. Исаев, исследовав документы, показал, что при прочих равных условиях именно у Жукова были наименьшие боевые потери из всех советских военачальников. Другое дело, что Жукову крайне редко доводилось действовать «при прочих равных условиях». Как известно, кто везёт, того и грузят. И именно Жукову приходилось регулярно решать боевые задачи такого уровня сложности, с которыми просто не справились бы другие наши полководцы. Поэтому у Жукова в среднем за войну потери были наибольшие, но это — никоим образом не из-за какой-то жуковской кровожадности, а исключительно из-за того, что задачи ему поручались наитруднейшие.
Сохранилось множество приказов Жукова, в которых он подробнейшим образом объяснял своим подчинённым, как именно следует вести боевые действия в той или иной реальной обстановке, чтобы предельно сократить потери.
Про жуковский же «бабынарожайный» подход нам известно как бы из мемуаров Эйзенхауэра. Но – не из самих мемуаров, а из пересказа их кустарными «разоблачителями». Вот так трактует американского полководца Володарский – режиссёр фильма «Штрафбат»: «Генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях пишет, как он увидел под Потсдамом огромное поле, устланное трупами русских солдат. Выполняя приказ Жукова, они штурмовали город в лоб под кинжальным огнём немцев. Вид этого поля поразил Эйзенхауэра. Ему стало не по себе, и он спросил Жукова: «На черта вам сдался этот Потсдам?». А Жуков, — я, говорит, точно помню это, — ответил: «Ничего. Русские бабы ещё нарожают!»»Конечно, в книге самого Эйзенхауэра ничего такого нет.
Нет там и эпизода, где Жуков якобы рассказал Эйзенхауэру, как гнал своих солдат разминировать минные поля своими ногами. На самом автор вспоминает, как обсуждал с Жуковым некоторые бои, в которых им приходилось участвовать, и как они оба пришли к выводу, что не только военная теория, но и их собственный боевой опыт доказывают: в том случае, если войска вышли на границу минного поля и с противоположной стороны этого поля противник ведёт обстрел, — то немедленная атака через неразминированное поле влечёт меньшие потери личного состава, чем попытка остановиться и дождаться подхода сапёров. И оба порадовались тому, что такие тяжёлые решения им приходилось принимать крайне редко. В реальном русском миропонимании такие вещи не только говорить, но и думать не пристало.
Почему так – я разъяснял в своё время в статье «Наша сила — в том, что нас мало». Причина в том, что Россия – исторически страна малонаселённая. Плотность населения у нас всегда (даже когда наша территория не доходила и до Волги, а вся вытянулась вдоль Янтарного пути — из варяг в греки) была в разы меньше, чем в любой из европейских стран к западу от неё. Соответственно, ценность каждой человеческой жизни в России была многократно выше.
Это объективное обстоятельство породило в русском народе такой уровень гуманности, какой в большей части европейских народов трудно себе даже вообразить. По этой же причине, кстати, ставшая уже легендой советская модель образования были именно такой – фундаментальной, всеобщей и обязательной. Потому что количественная нехватка народа естественным образом принуждает государство совершенствовать качество знаний и умений каждого гражданина – даже независимо от его желания.
Отчасти это же обстоятельство спровоцировало у нас и склонность, искренне скорбя, преувеличивать, доводить до невероятных степеней любую жестокость и любое настоящее кровопролитие. Так, масштаб сталинских репрессий различные разоблачители по сей день пытаются умножить в 10-20 раз – хотя и реальные цифры сами по себе трагичны. А легенду о чрезвычайной жестокости Ивана IV Грозного и вовсе породил он сам – отмаливая персонально каждого казнённого и умученного по его повелению. И, хотя репрессивная политика Ивана Васильевича была более чем умеренной по тогдашним европейским меркам, потомки не сочли возможным увековечить царя на памятнике «Тысячелетие России». Но вернёмся к «Бабы нарожают».
На самом деле в русской истории есть только один письменный авторский документ, где приводится фраза, хоть как-то похожая на мифическую «Бабы нарожают»: «Генералы знают, что у нас ещё много солдат в России, и поэтому не щадят жизней». Это – из письма императрицы Александры Фёдоровны Николаю II от 4 (17) августа 1916 г. И из этой цитаты, и тем более из текста всего письма нетрудно понять, что императрица переживает фронтовые потери как личную трагедию, обвиняет в них – возможно, сгоряча – военачальников русской армии и взывает к мужу повлиять на них.
Повторяю: это – единственный документ. Как из него можно сделать вывод о «кровожадности» конкретных российских военных и государственных деятелей и, тем более, распространить его на всех на них – от Петра I до маршала Жукова, – уму непостижимо.